Завершение формирования тоталитарной системы управления. (промышленная модернизация, индустриализация и коллективизация сельского хозяйства).
Голод в Казахстане (1932-1933 гг.).
НЭП воспринимался в 20-х годах как долговременная политическая стратегия.
Именно в её рамках виделось решение проблем индустриализации, кооперирования крестьянства, повышения жизненного уровня народа. Планы индустриализации предполагалось выстраивать путём достижения экономически и социально целесообразной соотнесённости между фондами потребления и накопления, выхода на более или менее приемлемые пропорции в производстве средств производства и предметов потребления.
Кооперация, мыслившаяся как наиболее простой способ вовлечения крестьянства в социалистическое строительство, осознавалось в виде постепенного процесса, «без всякого насилия». Однако уже к концу 20-х гг. реалистический курс претерпел коренные изменения, обрёл противоположный характер.
Главным приотритетом и даже всепоглощающей целью была объявлена индустриализация. При этом планы её задавались на 50-100 лет. Между тем индустриализация предполагала в качестве своего обязательного условия достаточный фонд накопления. Поэтому всё упиралось в решение этой проблемы
– увеличения фонда накоплений. Согласно экономической аксиоме для оптимального удельного веса фонд накоплений должен быть меньше чем фонд потребления. Резкое увеличение фонда накопления влечёт к резкому упадку уровня жизни. Мировой опыт показывает, что для перенаправления экономики в сторону индустриальную нужно поднять фонд накопления всего до 25%. Сталин же поднял эту планку до 44% в 1932г. Сталин объяснял это капиталистическим окружением. Незамедлительно последовало снижение уровня жизни. Но советская власть воспринимала это как «тернии к звёздам». Теперь главной целью становилось улучшение тяжёлой промышленности, а легкая и пищевая промышденности оставались на втором плане. Так капиталовложения в промышленность Казахстана составляли 1228413 тыс. рублей, из них 110542 тыс. в группу А (фонд накопления), около 93%, а в группу Б – 87771 тыс. рублей, что составляло 7%. Для достижения таких результатов власть занижала зарплаты для рабочего класса производя продукцию с очень высокой себестоимостью. Были введены новые налоги. Так же в фонд накопления шли деньги из тюрьмы, заключённые не получали платы за труд. Но даже эти накопления меркли на фоне накоплений из сельского хозяйства. Таким образом, в качестве главной предпосылки решения проблемы накопления для индустриализации государство усматривало широкое изъятие крестьянского продукта. Для этого был необходим геноцид крестьянства- продукция закупалась по сильно заниженным ценам. Крестьяне перестали производить что- либо, так в 1927-1928 гг. государство недосчиталось 128 миллионов пудов хлеба. Снять все эти хлопоты было просто – загнать крестьянина в колхозы.
Для колхозов назначали планы. Не выполнишь план – высылка. Чтобы не было побегов с колхозов, крестьянам не выдавали паспортов. Таким образом, в постановлении СНК и ЦК ВКП(б) от 6 мая 1932 г. Отмечалось, что несмотря на засуху, хлебозаготовки прошли лучше чем в 1928 г. Было заготовлено около
600 миллионов пудов зерновых, тогда как в 1928 г. – 300 млн. Т.е. коллективизация имела положительный характер, но с другой стороны изымались около 80% урожая колхозов. Однако разрушение традиционной структуры хозяйства обернулось катастрофой для животноводства. В 1928 г. В Казахстане насчитывалось 6.5 млн. голов крупного рогатого скота, уже к 1932 г. Их было не больше 965 тыс. Даже накануне войны уровень не был равным – всего 3.5 млн. Серьёзные потери были и среди мелкого скота. В 1928 г. – 18.5 млн. голов, а в 1932 г . – только 1.5 млн.
Силовая политика государства вызвала широкое движение сопротивления крестьянства. В Казахстане в 1929-1931 гг. произошло около 400 восстаний, в которых участвовало более 80000 человек. Но все они были жестоко подавлены. Антисоветские восстания 1929-1931 годы
На волне крестьянского недовольства вновь активизировалась басмаческое движение. Всё это привело к тому, что в 1931 г. Начался продовольственный кризис, народ голодал. Вопрос о численности жертв голода в Казахстане остаётся пока открытым, но данные из КГБ и МВд могут дать более точные числа. Считается, что в Казахстане в годы голода погибло от 1-1.75 млн. человек, что составляло около 30-42% всего этноса. Большой урон численности коренного населения нанесли и откочёвки. Четвёртая часть (около 1 млн.) откочевали за пределы республики, 600 тыс. так и не вернулись.

------------------------------------------------------

А.Н. Алексеенко
(Усть-Каменогорск)
Население Казахстана в 1926–1939 гг.
В Казахстанской историографии периоду между переписями населения 1926 и 1939 гг. придается особое значение. Обусловлено это, в первую очередь, такими событиями, как голод начала 30-х годов, жертвой которого стала значительная часть казахского этноса и миграционные процессы, в которых Казахстан выступал в роли реципиента, а основным донором являлась Российская Федерация.

Актуальность данных проблем не подлежит сомнению. Действительно, демографическая катастрофа, обрушившаяся на казахский народ и компенсирующий потери приток населения (прежде всего русского) привели к значительному изменению социального и особенно национального состава населения к концу 30-х годов. В то же время события эти часто рассматриваются излишне эмоционально, иногда в угоду политической конъюнктуре, что вольно или невольно искажает истину.

В статье представлено мнение автора по ключевым позициям данной проблемы.

I. Анализ материалов переписи 1926 г.
и оценка численности казахского этноса
По мнению многих исследователей, итоги Всесоюзной переписи населения (ВПН) 1926 г. по разным причинам нуждаются в критической переоценке. Выделю два полюса отношений к ВПН 1926 г.:

1. Ее данными пользуются без каких-либо поправок.
2. Появилось довольно много авторских интерпретаций, не всегда убедительных и аргументированных.

В полной мере это относится к казахстанской историографии, где одним из важных моментов видится оценка численности населения (в первую очередь казахского) в середине 20-х годов. Дело в том, что анализ материалов переписи 1926 г. важен не только сам по себе. Данные ВПН 1926 г. (как и 1939 г.) являются единственным документальным источником при определении потерь во время голода начала 30-х годов, сыгравшего огромную негативную роль в демографической истории Казахстана. Проблема эта продолжает оставаться одной из актуальных и требует различных подходов в ее освещении.

Мнения о численности казахов в середине 20-х годов расходятся (по переписи — 3628 тысяч без Каракалпакской АО). Одни (Я. Винник, С.И. Брук, В.И. Козлов) считают сведения переписи завышенными вследствие включения в эту графу киргизов и представителей некоторых других тюркоязычных групп. Другие (в основном казахстанские ученые) — заниженными. При этом процент неучтенных переписью казахов в настоящее время еще не установлен. По мнению А.Б. Галиева и М.Х. Асылбекова не учтено 4–5%, М.Б. Татимова — 6,7% или даже 15% кочевого и 20% полукочевого населения Казахстана1. Отмечу тенденцию: процент «неучтенного» переписью 1926 г. казахского населения все время увеличивается. Идея ясна: чем больше неучтенных в 1926 г., тем больше пострадавших во время голода начала 30-х годов. Некоторые казахстанские историки, опираясь на все время увеличивающиеся данные о числе жертв голода, приходят к мнению, часто от исторической науки далекого (вплоть до организованного геноцида казахского народа).

Констатируя отсутствие в настоящее время общепризнанной точки зрения, предлагаю собственное мнение по данной проблеме.

Основные аргументы казахстанских исследователей (в основном они представлены известным демографом М.Б. Татимовым) следующие.

При сравнении возрастнополовой структуры казахского населения по данным переписей 1897 и 1926 гг. в последней обнаруживается недоучет детей, особенно грудного возраста, а также женщин. Причины этого в том, что перед 1926 г. были отменены калым и многоженство, и девушки умышленно скрывались от регистрации в ходе переписи. Скрывались также и мужчины молодых возрастов, так как у населения сохранились воспоминания о мобилизации на трудовые работы в годы первой мировой войны. Недоучет получился и вследствие сложности административно-территориальной структуры края и распыленности кочевого и полукочевого населения: «... а если учет населения все же осуществлялся, то нередко по заочным декларациям с использованием всевозможных условных и средних коэффициентов, что в конечном счете тоже искажало картину»2.

С большинством положений, высказанных А.Б. Галиевым, М.Б. Татимовым и другими авторами, можно согласиться. Известно, что в 20-е годы в СССР имелся недоучет рождений, что подтверждают многие исследователи (Ю.А. Корчак-Чепурковский, С. Максудов и др.). Е.М. Андреев, Л.Е. Дарский и Т.Л. Харькова после сложных расчетов пришли к выводу, что среднюю необходимую поправку к численности населения СССР по переписи 1926 г. в возрасте 0, 1 и 2 года можно принять в 10%. Признается и недоучет женщин младших возрастов в азиатской части страны вследствие указанных выше причин. В результате этого половая пропорция при переписи на территории Средней Азии и Азербайджана была искажена и содержала дефицит женщин в возрастах примерно от 8 до 27 лет. Явление это, по мнению авторов, не имеет отношения к Казахстану и автономиям Северного Кавказа, потому что недоучет по имеющимся данным здесь был незначительным3. Подтверждается эта мысль и в работе С.К. Уалиевой, подошедшей к вопросу о достоверности данных переписи населения 1926 г. с позиций семейно-брачных отношений

в Казахстане в 20-е годы. Автор признает наличие этнической дифференциации семейно-брачных отношений в первые годы Советской власти, выявляя тенденцию более раннего вступления в брак казахов. Состояние диспропорции между полами через семейно-брачные отношения отмечено только у горожан, составляющих лишь 2% этноса. Таким образом, рассмотрение половозрастной структуры ранних браков позволило автору сделать вывод о достоверности отражения ее в материалах переписи 1926 г. Процент недоучета женщин-казашек добрачного возраста был невелик4.

Тем не менее, я распространяю на Казахстан поправку на недоучет женщин в возрасте 8–27 лет в 5%, характерную для Средней Азии. В то же время, я не учитываю предполагаемый М.Б. Татимовым недоучет казахского населения вследствие сложности административно-территориальной структуры края и распыленности кочевого и полукочевого населения, так как здесь на равных присутствует и возможность его переучета, завышение реальной численности.

После введения соответствующих поправок в данные переписи 1926 г. выяснилось следующее. Недоучет детей 0, 1 и 2 года составил 34,5 тыс., недоучет женщин 8-27 лет — 31,9 тыс. Учтено также мнение М.Б. Татимова о диспропорции полов (недостаточное количество мужчин в некоторых возрастных группах), и выправлена половая структура в возрасте 20-24 года (именно в этой возрастной группе наблюдался наиболее ощутимый дефицит мужчин), в результате чего население увеличилось еще на 24,2 тыс. человек. Всего, таким образом, недоучет составил 90,6 тысяч человек. Численность этноса на территории Казахстана (без Каракалпакской АО) после данных расчетов составляет около 3718 тыс. человек. Недоучет — примерно 2,5% (далеко не 15% полукочевого и 20% кочевого населения Казахстана).

Помимо этого возрастно-половая структура русского населения (данные о которой у казахстанских ученых серьезных нареканий не вызывают) была спроецирована на казахское население. Возможный недоучет составил около 2,6%.

Конечно, даже после всевозможных расчетов картина возрастнополовой структуры населения Казахстана (казахов в том числе) далека от идеала. Но достаточно вспомнить события, предшествующие переписи 1926 г.: первая мировая и гражданская войны, голод 1921–1922 годов, активное миграционное движение, которые не могли сохранить эту структуру в классическом виде. Считаю, что перепись 1926 г. (с учетом необходимых поправок) показала истинное положение дел, зафиксировав реальное состояние демографического развития Казахстана.

II. Демографические последствия голода
начала 30-х годов (оценка потерь казахского этноса)
В последние годы в научной, научно-популярной и художественной литературе проблеме голода начала 30-х годов в Казахстане посвящено немало страниц. Особенно активно данная тема обсуждалась в конце 80-х — первой половине 90-х годов. Наиболее актуальный вопрос — потери казахского этноса в результате голода.

Среди казахстанских историков и демографов нет пока единого мнения о числе пострадавших от голода казахов, можно лишь отметить тенденцию к постоянному увеличению числа жертв. Сначала была обнародована цифра 1750 тыс. человек5, затем — 2 млн. 20 тыс. погибших и 616 тыс. безвозвратно откочевавших6 и, наконец, — 2,5 млн. погибших и 616 тыс. безвозвратно откочевавших (всего — 3116 тыс. человек)7. Простое сопоставление последних статистических данных приводит к некоторому недоумению. Так, если к 1930 г. численность этноса составляла, по моим расчетам, 3886 тыс. человек, а жертвами голода (погибшие и безвозвратно мигрировавшие) стали 3116 тыс., то это значит, что за 4 года (1930-1934) казахи потеряли более 80% своего состава. После таких потерь ни один этнос практически не восстанавливается. К началу 1934 г., согласно данным М.Х. Асылбекова в Казахстане должно было остаться около 770 тыс. казахов. По материалам Всесоюзной переписи населения 1939 г. в республике насчитывалось 2328 тыс. представителей этноса. Получается, что за 5 лет (1934–1939) численность казахов увеличилась в 3 раза, при этом вести речь о сверхмощном демографическом взрыве или иммиграционном притоке не приходится.

Статистическим аргументом для столь катастрофичных показателей может служить факт недооценки числа казахов в материалах переписи населения 1926 г. (о чем говорилось выше). Но чрезмерная активность специалистов по демографическим последствиям голода начала 30-х годов в данном вопросе оставляет не у дел исследователей последствий голода 1921–1922 гг. Голод начала 20-х годов в этом случае может вообще не отразиться на численности этноса. Сопоставление переписей населения 1920 и 1926 гг. никаких катастрофических явлений не выявит.

Ниже предлагаю собственные расчеты по данной проблеме. При этом необходимо учесть, что в число потерь входят люди, пострадавшие не только от голода, но и репрессированные, сосланные, то есть это общие потери казахского этноса в 30-е годы. Методика основана на передвижке возрастов в 1926 и 1939 гг. Данные о численности этноса в 1926 г. приведены с учетом поправок (см. выше).

В первую очередь были приведены в сопоставимый вид административные границы Казахстана в 1926 и 1939 гг. Республика была разделена на 5 сопоставимых экономических районов — Западный (по административному делению 1939 г. сюда входили Гурьевская, Западно-Казахстанская, Актюбинская области), Южный (Джамбулская, Кзыл-Ординская, Южно-Казахстанская. Алма-Атинская области), Центральный (Карагандинская область), Северный (Акмолинская, Павлодарская, Кустанайская, Северо-Казахстанская области), Восточный (Семипалатинская, Восточно-Казахстанская области).

За основу взяты изменения в возрастной структуре населения в 1926 и 1939 гг. Суть проблемы заключается в том, чтобы проследить, какое число людей из каждой возрастной группы доживает с 1926 по 1939 гг. (между переписями 1926 и 1939 гг. прошло 12 лет и 1 месяц). Были составлены две таблицы возрастной структуры населения — на 1926 г. по общепринятой схеме (0–4, 5–9, 10–14 лет и т.д.). На 1939 г. — с учетом 12-летнего перерыва (то есть, если в 1926 г. это была возрастная группа 0–4 года, то в 1939 г. — 12–16 лет или 5–9 лет в 1926 г. и 17–21 в 1939 г. и т.д.). Проводится сверка по возрастным группам, выясняется, на сколько человек стало меньше
в определенных возрастах за межпереписной период. Естественная смертность в 20-е годы составляла 25%8. Подобный уровень смертности возможен только для одного года, затем он становится ниже. Происходит это потому, что рассматриваются возрастные группы, в которых отсутствуют младенческие возраста, на которые приходилось до 40% (а иногда и более) смертности всего населения9. С другой стороны, старших возрастов, дающих повышенный коэффициент естественной смертности, в составе казахского населения было немного. Исходя из вышесказанного, определены следующие общие коэффициенты смертности — на первый год 25%, на последующие — 15%. Получив данные об умерших естественной смертью за межпереписной период, вычитаем эту цифру из числа потерь, обнаруженных сверкой возрастных групп. Полученные сведения и будут числом жертв (погибшие, безвозвратно от-кочевавшие, высланные и т.д.) в 30-е годы. Но в 1939 г. появилось население, не учтенное переписью 1926 г., так как эти люди родились после нее. Нас интересуют те, кто появился на свет в 1927–1934 гг. (к началу 1939 г. им должно было быть 4–11 лет) и пострадал от катастрофы наиболее существенно (определяя возрастной состав данной группы, я учитываю мнение казахстанских исследователей о том, что последним годом голода считается 1934)10. Выясняется, какой должна была быть численность данной возрастной группы в 1939 г. (с учетом той же доли в составе населения, что и в 1926 г.). Коэффициент естественного прироста, в случае бескризисного развития, определен в 1,5% в год (как это сделала специальная комиссия Госплана Республики)11. Разница между прогнозной и реальной цифрой и составляет число пострадавших от голода детей. Сумма данных во всех возрастных группах является числом погибших и безвозвратно мигрировавших казахов в 30-е годы.

Необходимо учесть еще один момент — в предкризисном 1930 г. численность казахского этноса, по моим расчетам, должна составлять 3886 тыс. (на начало года). Расчеты основаны на следующем. Численность этноса по данным переписи 1926 г. (со всеми поправками) определена в 3718 тыс. человек. С учетом естественного прироста за три года (4,5% за 1927–1929) мы получаем цифру 3886 тысяч.

Таким образом, с учетом всех возможных поправок потери казахского населения составили 1840 тыс. человек или 47,3% от численности этноса в 1930 г. Более всего пострадали казахи востока республики. Потери составили здесь 379,4 тыс. человек или 64,5% от численности этноса в 1930 г. В данном регионе наблюдалась наиболее значительная миграция, в первую очередь в пограничные районы Российской Федерации и Китая. Более половины представителей этноса было потеряно в Северном Казахстане — 410,1 тыс. человек или 52,3%. Западный Казахстан потерял 394,7 тыс. казахов или 45,0% этноса, Южный — 632,7 тыс. или 42,9%. Наименьшие потери были в Центральном Казахстане — 22,5 тыс. человек или 15,6% этноса данного региона.

Вновь отмечу, что значительную часть этноса, пострадавшего от голода, составляли откочевники. В казахстанской историографии утвердилась цифра — 616 тыс. безвозвратно откочевавших казахов, предложенная М.Б. Татимовым12, то есть более трети потерь приходится на откочевки. Об откочевках казахов за пределы республики говорят такие факты: численность казахского населения, проживавшего в соседних с Казахстаном республиках, увеличилась за межпереписной период 1926–1939 гг. в 2,5 раза и составила 794 тыс. человек. Около 200 тыс. ушло за рубеж — в Китай, Монголию, Афганистан, Иран, Турцию13.

В целом же динамика численности населения Казахстана за период 1930-1936 гг. (на 1 июня каждого года) по данным Управления народнохозяйственного учета (УНХУ) была такова (в тыс. человек): 1930 — 5873,0; 1931 — 5114,0; 1932 — 3227,0; 1933 — 2493,5; 1934 — 2681,9; 1935 — 2926,0; 1936 — 3287,914.

Выявить число пострадавших от голода представителей нетитульных этносов очень сложно из-за большой миграционной активности данной части населения в межпереписной период 1926–1939 гг. Казахстан покинуло более 200 тыс. семей переселенцев или около 1 млн человек (Казахстанская правда, 16 сентября 1989 г.), многие погибли. Тем не менее, в 1939 г. в сравнении с 1926 г. удельный вес и абсолютная численность нетитульного населения Казахстана (особенно русского) значительно увеличились благодаря еще более активному миграционному притоку в 30-е годы.

III. Миграционные процессы в 20–30-е годы
Если материалы переписи 1926 г., касающиеся численности казахского населения, подвергались казахстанскими исследователями статистическому критическому анализу, то данные о миграции проходят чаще всего без всяких поправок. При этом некоторые ученые делают вывод о значительном миграционном притоке в Казахстан в первое десятилетие Советской власти, сыгравшем важную роль в формировании населения. По мнению автора, притока переселенцев, серьезно нарушившего естественный ход формирования населения, в данный период не наблюдалось. Более того, в республике присутствовал миграционный отток.

Для подтверждения данной точки зрения автор вновь с некоторыми комментариями привлекает материалы Всесоюзной переписи населения 1926 г. Перепись зафиксировала в Казахстане 1416 тыс. «неместных уроженцев»15. Но не следует думать, что 22% населения республики были мигрантами. «Неместные уроженцы», согласно переписи, это люди, зарегистрированные не в том населенном пункте, где они родились. Человек, сменивший место жительства даже в пределах одной волости, считался уже «неместным уроженцем». Таковых насчитывалось в 1926 г. 614,4 тыс. человек или 43,4% всех «неместных уроженцев»16. Тех же, кто родился за пределами Казахстана, но в декабре 1926 г. в нем проживал, было 801,5 тыс. человек17. В то же время уроженцев Казахстана, проживающих за его пределами, перепись зафиксировала в количестве 162,7 тыс. человек. Миграционный приток в республику составил, таким образом, 638,8 тыс. человек, то есть прибывших было намного больше. Данное мнение довольно давно утвердилось в казахстанской историографии, и вывод о значительном положительном миграционном сальдо воспринимался как нечто само собой разумеющееся18.

Прокомментирую некоторые цифры. Во-первых, об уроженцах Казахстана, проживающих за его пределами. Дело в том, что перепись учла только уроженцев Казахстана, выбывших в другие регионы СССР, то есть не всех выбывших, а лишь тех, кто родился в Казахстане. Численность ВСЕХ выбывших будет, естественно, намного больше. Во-вторых, с начала ХХ века в Казахстане наблюдался активный миграционный обмен (столыпинская аграрная реформа, первая мировая война и восстание 1916 г., гражданская война, голод 1921–1922 гг.). Сотни тысяч людей, в том числе не родившихся в Казахстане, покидали его, а затем возвращались. Здесь сработал эффект «двойного зачета», то есть прибывшие в Казахстан в конце XIX — начале ХХ вв. и уже учтенные как «неместные уроженцы»затем покидали республику (наиболее интенсивно в период голода 1921–1922 гг.) и возвращались (особенно в 1923–1925 гг.). Они опять учитывались как вновь прибывшие. Фактически одни и те же люди учитывались несколько раз.

Имею основание утверждать, что абсолютное большинство «неместных уроженцев», прибывших в период 1920–1926 гг. (около 40% всех «неместных уроженцев») — это люди, возвратившиеся на родину после голодных лет. Свидетельствуют об этом и следующие цифры — 31,3% «неместных уроженцев» за 1921–1926 гг. составляли казахи. При этом наблюдается закономерность: самая высокая доля «неместных уроженцев» из числа казахов наблюдалась в голодавших губерниях: Адаевском уезде — 88,7%; Уральской губернии — 50%: Актюбинской губернии — 45,7%19. Думаю, что число всех «неместных уроженцев»в Казахстане реально составляло к 1926 г. не более 400 тыс. человек. Учтем и еще один момент — в это число попадают дети (0–4 года) коренных казахстанцев, вернувшихся на родину. Но детито эти родились за пределами Казахстана и, согласно классификации учета мигрантов, попали в разряд «неместных уроженцев».

Таким образом, миграционные процессы в первой половине 20-х годов не могли существенно повлиять на увеличение численности населения Казахстана. Для подтверждения вывода представляю данные двух переписей населения — 1920 и 1926 гг., причем сравнительный анализ необходимо провести на сопоставимых территориях. В 1924 г. произошло, как известно, национально-территориальное размежевание Средней Азии. В состав Казахстана вошли Сыр-Дарьинская, Джетысуйская губернии, Каракалпакская автономная область. Население этих территорий нельзя учитывать в сравнении, так как их не было в составе Казахстана в 1920 г. В свою очередь, из данных переписи 1920 г. необходимо вычесть численность населения Оренбургской губернии, бывшей в 1926 г. уже в составе Российской Федерации. Данные разъяснения могут показаться излишними. Тем не менее, некоторые авторы свои выводы об огромном миграционном притоке в восстановительный период строят на сравнительном анализе двух переписей на несопоставимой территории.

За 6 лет (1920–1926 гг.) численность населения увеличилась на 114 тыс. человек или на 2,8%. В среднем за год рост составил 0,47%. Об огромном или даже большом миграционном притоке говорить не приходится. Более того, как видно из таблицы 1, численность основных этносов республики — казахов и русских — абсолютно уменьшилась, соответственно на 0,9% и 5,9%. Меньше стало немцев. Существенно увеличилась (среди крупных этносов) лишь численность украинцев. Серьезных изменений в национальном составе населения Казахстана (в сопоставимых границах) за эти годы не произошло. Доля казахов в составе всего населения немного уменьшилась — с 54,7% в 1920 г. до 52,7% в 1926 г., русских — с 27,6% до 25,2%. Удельный вес немцев и татар остался примерно на прежнем уровне. Лишь доля украинского населения изменилась более или менее значимо — в 1920 г. она составляла 13,9%, в 1926 г. — 17,5%.

Миграция (в первую очередь насильственная и организованная) на территорию Казахстана началась позже. До 1925 г. территории ряда республик, в том числе Казахстана, официально были закрыты для переселения. Начало плановому переселению было положено Постановлением ЦИК и СНК СССР от 18 января 1928 г. «О задачах переселения, его организации, основах составления планов переселения и о порядке финансирования переселенческих мероприятий». В апреле 1929 г. на VII съезде Советов КАССР шла речь о возможности открытия границы республики для переселения из других районов страны.

Первые ориентировочные цифры по плановому переселению были заложены в пятилетнем плане развития народного хозяйства СССР. В Казахстан должно было прибыть 6 тыс. переселенцев в 1930 г. и 43 тыс. в 1931 г., в основном из Украины и России20.
В 1931–1940 гг. проводился оргнабор в промышленность. Было бы ошибкой утверждать, что все 509 тыс. человек21, пополнивших ряды промышленных рабочих, прибыли из-за пределов Казахстана, так как в города подалась значительная часть местного крестьянства и тоже по оргнабору. Тем не менее, десятки тысяч рабочих прибыли из других регионов страны.

В начале 30-х гг. начинаются переселения, связанные с ликвидацией кулачества как класса. В 1930–1931 гг. было выселено (с отправкой на спецпоселение) 381026 семей общей численностью 1803392 человека22. До 1934 г. крестьяне, направленные в «кулацкую ссылку», назывались спецпереселенцами, в 1934–1944 гг. — трудпоселенцами, с 1944 г. — спецпоселенцами.

Численность спецпереселенцев (трудпоселенцев) в Казахстане изменялась, и довольно значительно, каждый год. Так, на 1 января 1932 г. на учете состояло 180708 человек, на 1 января 1933 г. — 140383 человека, на 1 января 1934 г. — 134579 человек, на 1 июля 1938 г. — 134655 человек, на 1 января 1939 г. — 120395 человек, на 1 января 1940 г. — 137043 человека23. Наконец, на 1 апреля 1941 г. в Казахстане проживала 46091 семья или 180015 трудпоселенцев24. Связано это с новыми поступлениями в «кулацкую ссылку», высокой смертностью выселенных крестьян и массовыми побегами.

Казахстан не был местом, куда только ссылали. В 1931 г., например, отсюда было выселено 5500 баев и кулаков25. Тем не менее, в гораздо большей степени республика принимала, чем отдавала свое население в другие регионы.

В 30-е годы стала проводиться политика насильственного переселения людей по национальному признаку. В 1935 г. из Ленинградской области было депортировано 30 тыс. финнов ингерманландцев, часть которых попала в Казахстан26. По постановлению СНК СССР от 28 апреля 1936 г. из пограничных районов Украинской ССР были высланы поляки и немцы. Всего было переселено 35820 поляков, из них 35739 — в Казахстан, в основном в северные области27. В 1940 — начале 1941 гг. в восточные районы СССР были высланы, по постановлению от 10 апреля 1940 г., «польские осадники». Так называли переселенцев из Польши, получивших в 20–30-е годы земли в Западной Украине и Западной Белоруссии. Когда эти территории вошли в состав СССР, началось выселение «польских осадников». В Казахстан было переселено 60667 человек. Расселены они были в Актюбинской, Кустанайской, Павлодарской, Семипалатинской и Северо-Казахстанской областях28.

В 1937 г. в Казахстан и Среднюю Азию было переселено корейское население. В 20-е годы в Приамурье насчитывалось около 200 тыс. корейцев. На территорию Казахстана прибыла 20141 семья корейцев (95421 человек). Размещены они были в следующих областях: Алма-Атинской — 1721; Южно-Казахстанской — 8693; Актюбинской — 1874; Кустанайской — 877; Западно-Казахстанской — 1839; Северо-Казахстанской — 2702; Карагандинской — 242529. И если по переписи 1926 г. в Казахстане проживало всего 42 человека корейской национальности, то в 1939 г. — уже 9645330.

В 1937–1939 гг. в Казахстан переселялись также иранцы, курды, турки, армяне, китайцы — население, проживавшее в основном в приграничных районах.

Таким образом, в межпереписной период 1926–1939 гг. национальный состав Казахстана претерпел большие изменения (см. таблицу 2).

К таблице необходимы некоторые пояснения. Данные Всесоюзной переписи населения 1939 г. полностью не опубликованы до настоящего времени (по крайней мере в казахстанской печати). Материалы переписи отложились в архивах ЦГАРФ и ЦГАРК (ЦГАРФ. Ф. 1562, оп. 336; ЦГАРК. Ф. 698, оп. 21). Но если в ЦГАРФ данные представлены по переписным листам, то в ЦГАРК — в пересчете на административно-территориальное деление Казахстана в 1959 г. В связи с этим сведения о численности и национальном составе населения республики в разных источниках существенно отличаются. Для определения численности и национального состава населения я использовал переписные листы, хранящиеся в ЦГАРФ.

Таблица показывает, что за межпереписной период численность населения увеличилась всего на 2,6% или на 0,22% в год. Основными причинами, влиявшими на демографическую структуру населения, были, с одной стороны, голод начала 30-х годов, с другой, —




миграционные процессы. Голод являлся причиной резкого сокращения численности населения, миграции компенсировали убыль и способствовали некоторому его увеличению. В результате сельских жителей стало в 1,3 раза меньше, а городских — в 3,7 раза больше. Если по данным переписи 1926 г. доля городского населения равнялась 8,5%, то в 1939 г. — 30,4%. Сокращение численности происходило в основном за счет казахов. Подавляющее большинство этноса (97,9%) в середине 20-х годов проживало в сельской местности. К 1939 г. численность его сократилась в 1,8 раза. Бурный рост городского населения (в 5,1 раза) не смог компенсировать потерь — общая численность сократилась в 1,6 раза. Русских в Казахстане за указанный период стало больше в 2,1 раза, при этом в городах — в 4,1 раза, в селах — в 1,5 раза. И если в 1926 г. казахи составляли большинство населения (58,2%), то в 1939 г. доля их снизилась до 36,4%. Большинством населения стали русские — 41,2%, тогда как в 1926 г. доля их составляла 20,5%. В то же время за счет миграций число казахов возросло: в РСФСР — в 2,3 раза, в Узбекистане — в 1,7 раза, в Каракалпакии — в 2,5 раза, в Киргизии — в 10 раз. Меньше (в 1,3 раза) стало в Казахстане украинцев. Численность других народов, проживавших в республике, увеличивается, растет и их доля в общей численности населения.

Примечания
1 Асылбеков М.Х., Галиев А.Б. Социально-демографические процессы в Казахстане (1917–1980). Алма-Ата, 1991. С. 46; Абылхожин Ж.Б., Козыбаев М.К., Татимов М.Б. Казах-станская трагедия // Вопросы истории, 1989. N 7. С. 66.
2 Абылхожин Ж.Б., Козыбаев М.К., Татимов М.Б. Казахстанская трагедия. С. 66.
3 Экспресс-информация. Серия «История статистики». Вып. 3–5 (часть 1). М., 1990. С. 20, 24.
4 Уалиева С.К. Структура городской и сельской семьи Казахстана (по материалам Всесоюзной переписи населения 1925 года). Этнодемографический аспект // Сборник научных трудов преподавателей и сотрудников Высшего Российско-Казахстанского свободного колледжа. Алматы, 1995. С. 3–13.

5 Абылхожин Ж.Б., Козыбаев М.К., Татимов М.Б. Казахстанская трагедия. С. 67.
6 Татимов М.Б. Социальная обусловленность демографических процессов. Алма-Ата, 1989. С. 124.
7 Асылбеков М.Х. Внешняя миграция и ее влияние на национальную структуру Казахстана в ХХ в. // Уроки отечественной истории и возрождение казахского общества. Материалы научной сессии ученых Министерства науки — Академии наук Республики Казахстан, посвященной году народного единства и национальной истории. Алматы, 4 июля 1998 г. Алматы, 1999.
8 Абылхожин Ж.Б., Козыбаев М.К., Татимов М.Б. Казахстанская трагедия. С. 67.
9 См.: ЦГАРК. Ф. 698. Оп. 14. Д. 219. Л. 104.
10 Асылбеков М.Х., Галиев А.Б. Социально-демографические процессы в Казахстане. С. 106.
11 См. Казахское хозяйство в его естественно-исторических и бытовых условиях. Алма-Ата, 1926. С. 61.
12 См. Абылхожин Ж.Б., Козыбаев М.К., Татимов М.Б. Казахстанская трагедия. С.67; Татимов М.Б. Социальная обусловленность демографических процессов. С. 124 и др.
13 Абылхожин Ж.Б., Козыбаев М.К., Татимов М.Б. Казахстанская трагедия. С. 67.
14 Поляков Ю.А., Жиромская В.Б., Киселев И.Н. Полвека молчания (Всесоюзная перепись населения 1937 г.) // Социологические исследования, 1990. N 6. С. 21.
15 Всесоюзная перепись населения 1926 года. М., 1930. Т. 42. С. 41.
16 Там же. С. 108.
17 Там же.
18 См. Галиев А.Б. К истории миграции населения Казахстана // Вестник АН Казахской ССР, 1979. N 5. С. 55; Асылбеков М.Х., Галиев А.Б. Социально-демографические процессы в Казахстане. С. 50.
19 Рассчитано по: Всесоюзная перепись населения 1926 года. С. 108-110.
20 Шотбакова Л.К. Национальный аспект переселенческой политики и коренизации в Казахстане в 1917–1941 годы. Автореферат диссертации: канд. ист. наук. М., 1995. С. 12.
21 Платунов Н.И. Переселенческая политика советского государства и ее осуществление в СССР (1917 — июнь 1941 гг.) Томск, 1976. С. 148–149.
22 Данилов В.П. Коллективизация сельского хозяйства в СССР // История СССР, 1990. N 5. С. 25.
23 Земсков В.Н. «Кулацкая ссылка» в 30-е годы // Социологические исследования, 1991. N 10. С. 4–5, 8–9.
24 Земсков В.Н. Спецпоселенцы (по документам НКВД-МВД СССР)// Социологические исследования, 1990. N 11. С. 7.
25 Зеленин И.Е. Осуществление политики ликвидации кулачества как класс (осень 1930–1932 гг.) // История СССР, 1990. N 6. С. 35.
26 Полян П. География насильственных миграций в СССР. Население и общество. Информационный бюллетень Центра демографии и экологии человека Института народно-хозяйственного прогнозирования РАН. N 37. Июнь 1999.
27 Шотбакова Л.К. Национальный аспект переселенческой политики. С. 14.
28 Там же. Вернуться к тексту
29 О выселении корейцев из Дальневосточного края. Составитель Н.Ф. Бугай // Отечественная история, 1992. N 6. С. 151, 153.
30 Всесоюзная перепись населения 1926 года. Т. 8. М., 1928. С. 16; Всесоюзная перепись населения 1939 г. ЦГАРФ. Ф. 1562, оп. 336, д. 388–402

------------------------------------------------------------------------------

Robert Conquest “The Harvest of Sorrow. Soviet Collectivization and the Terror - Famine” - Oxford University Press, New York, 1987.

Стр.190 (перевод - Акскл)
"...Но все это (описание ужасов коллективизации в Узбекистане, Киргизии, Туркменис